Женщина по имени Солнце. История великой любви - Инна Тронина

Но меня сейчас интересует другое. Ваши мемуары выложила в Сеть жительница Мельбурна, русская эмигрантка Лилия Минкина. Насколько я сумела понять, вы тесно связаны с Россией. Там жили ваши дети, работал ваш брат, часто бывали вы сами. Хотелось бы поподробнее узнать, почему именно эта женщина занималась публикацией ваших откровений в Сети, а перед тем перевела их на несколько языков, в том числе, кажется, даже на японский…

– Очень признательна вам за вопрос. Разрешите поприветствовать в вашем лице представительницу страны, давшей во время войны приют моим детям. Поверьте, в те безумные времена далеко не каждое государство решилось бы принять крошек. И они, вполне возможно, разделили бы так или иначе судьбу малышей, которых не удалось вывезти из пылающего Ирака. Они, чистые и невинные, ответили бы за своего отца, но этого не произошло. Теперь дети, слава Аллаху, живы и здоровы, правда живут уже не в России. Но на этом моя мистическая связь с вашей страной не оборвалась. В очередной раз, полтора года назад, навещая детей в Москве, я познакомилась с госпожой Минкиной – поистине удивительной женщиной, невероятно одарённой и самоотверженной. Лилия имеет два высших образования, вроде бы исключающих друг друга, – математическое и филологическое. Японский язык знает её супруг, на которого тоже произвели впечатление мои мемуары.

Они действительно живут в Мельбурне, но издателей через Интернет искали по всему миру. С этой семьёй теперь я дружу и переписываюсь. Так получилось, что я оказала своевременную медицинскую помощь зятю Лилии и её беременной сестре. Таким образом. спасла сразу трёх её родственников. Я не стану вдаваться в детали, так как не согласовала вопрос с Лилией, но вряд. ли она стала бы возражать против нынешних моих слов.

Тем летом мы тесно общались, одновременно оказавшись в Москве. Я гостила у своего брата Хамаля, сотрудника информационного бюро египетского посольства. а Лилия прилетела из Мельбурна, чтобы ухаживать за сестрой. Она не раз говорила, что считает меня второй матерью своей племянницы, которую назвали Гелиана. По-гречески это Солнце…

– Но ведь ей так и не удалось найти издателя для столь интересных мемуаров! Почему?

– Если вы внимательно читали текст, должны понять. Лилия и её супруг Альберт сделали всё для того, чтобы с книгой ознакомились люди, не знающие ни английского, ни арабского. Эти люди ни цента не взяли с меня за свой тяжёлый труд. Лилия мечтала найти издателя пусть в Австралии или Новой Зеландии. Но в итоге всё вышло куда лучше, чем если бы книга просто потерялась среди других на полках магазинов.

Извините, когда я вспоминаю о добрых делах, чувствую, как спазм сжимает горло. Люди, привыкшие, как я, к горю и оскорблениям, в беде не плачут. Но счастье может довести их в лучшем случае до истерики. Я ещё хочу добавить, по первой части вашего вопроса. Не нужно думать о египтянах плохо. Они как-нибудь разберутся, кому доверить власть, раз уж смогли очиститься от скверны. Слишком высокую цену заплатили мы за свободу! Нам не нужны здесь никакие экстремисты, и мы понимаем это не хуже дорогих гостей с севера…

– Доктор Шукри, вероятно, вы не захотите отвечать на этот вопрос, поскольку он, возможно, напрямую касается вашей частной жизни. Вас постоянно сопровождает элегантный мужчина средних лет, которого вы в мемуарах называете Абу-Валид. Он был с вами и в России, и в Ираке, и теперь он организовывал эту встречу.

Я прибыл из Оттавы специально для освещения арабских беспорядков. У меня имеются друзья, которые время от времени делятся со мной ценной информацией; все они арабы. Так вот, мои источники утверждают, что этот человек, настоящее имя которого Рахман-Алн Хассави, – один из самых жестоких и безжалостных фанатиков, когда-либо воевавших в Ираке.

Только что вы сказали очаровательной русской мисс о том, что вам в Египте не нужны никакие экстремисты. Но ваши дела идут вразрез с вашими словами, Шамс. Раз вы не просто водите дружбу, а имеете явно более тесные отношения с аль-Хассави, бывшим баасистом, федаином и цепным псом иракского диктатора, то, похоже, действительно не отличаете добро от зла, а экстремистов от законопослушных граждан.

Я не хочу шокировать присутствующих здесь дам описаниями зверств вашего приятеля. Но, поверьте, отсечение головы – самая гуманная из расправ, практиковавшихся Абу-Валидом…

– У вас хорошие источники, мои добрый господин, но всё-таки главного вы, похоже, не знаете. Первое и основное: Абу-Валид никогда не был исламским экстремистом. Он учился в Москве, прекрасно знает русский. Не забыл этот язык ещё и потому, что привёз из Союза в Ирак жену, золотоволосую Катерину. Ему завидовали все парни и мужчины в округе – ведь в наших краях невозможно найти такое голубоглазое чудо. Он не настаивал, Катерина сама изъявила желание принять ислам и стала зваться Аминой.

Второе. У них было пятеро детей, три сына и две дочери. К моменту начала второй иракской войны младшей девочке не исполнилось и года. Старшего сына звали Валид, и по его имени мой страж теперь носит кунью. Это, если кто не знает, почётное добавление к имени родителя, состоящее из имени первенца. В Ираке меня чаще называли не Шамс, а Умм-Муин, мать Муина, по имени старшего сына.

Третье. Жена и четверо детей Абу-Валида погибли во время бомбёжек Багдада, и его родители тоже. Остался старший сын, но и он ненадолго пережил семью. Скончался от ранения в живот осенью две тысячи третьего года, в одном из глинобитных домиков на окраине столицы. Спустя ещё два месяца я чудом спасла жизнь самому Абу-Валиду, удачно перевязав сонную артерию при ранении в шею. Он был практически обречён после стычки с американскими морпехами и выжил милостью Аллаха.

Четвёртое, у Абу-Валида теперь нет семьи, нет дома, нет родины. Ему некуда идти. Он назвал меня своей сестрой после того, как выздоровел от страшной раны. И поклялся до самой смерти быть рядом со мной и моими детьми. Это мой брат, товарищ по оружию, верный страж, который любит моих детей, как родной отец. Мы – одна семья, спаянная огнём и кровью. Несмотря на то, что я – вдова, а он – вдовец, между нами нет никаких отношений, кроме дружеских и родственных.

Да, он был членом партии Возрождения, был федаином, да и сейчас не отрёкся от прежних убеждений. Он защищал свою землю, а не посягал на чужую, а это никогда не считалось преступлением и экстремизмом. Был ли он жестоким? Да, был, как бывали многие, кому приходилось воевать.

Вы, задавший мне этот вопрос, никогда не сможете понять чувства отца, который видел внутренности своего сына на земле и после бомбёжки отыскал в развалинах оторванную головку годовалой дочери. Если у вас есть дети, я желаю им счастья и долгой жизни. Ваш южный сосед, единственная сверхдержава, оставшаяся на планете, надеюсь, никогда не станет бомбить Оттаву…

– Умм-Муин, вы свободно пишете о том, как сражались в Ираке. Надеюсь, вы разрешите вас так называть. Я родилась в Пакистане, но уже давно проживаю в Лондоне. Скажите, если бы опять довелось делать выбор, примкнули бы вы к повстанцам или вернулись в Египет вместе с детьми? Вы не раскаиваетесь в том, что дети так долго жили без матери, пусть даже в доме родного дяди? Вам не кажется, что вы, лишили сыновей и дочку чего-то очень важного, уже невозвратимого? И что никакая идея не стоит таких жертв с вашей стороны? Вашему младшему ребёнку было всего четыре месяца, когда вы расстались. А встретились вновь, когда ему уже шёл пятый год…

– Спасибо за этот вопрос, действительно очень больной для меня. Но сначала я уточню, что сражались другие, а я лишь лечила и выхаживала их. Этому меня и учили в Гарварде. Поверьте, я много раз задавала сама себе этот вопрос и понимала, что вновь поступила бы точно так же, как тогда. Я – врач, мой долг – спасать раненых.

Абу-Валид защищал свою родину. Я – родину своих детей, что тоже немаловажно. И, как могла, объяснила детям, почему вынуждена была их так надолго покинуть. Вряд ли они до конца поняли мои мотивы – ведь Муину, старшему, ещё нет одиннадцати. Впрочем, кто уж всецело одобрил мои действия, так это младший, Рияд. Ему недавно исполнилось восемь, и он умирал от зависти, когда видел меня по телевизору или в Интернете, Очень просил взять его на площадь Тахрир, где так интересно и опасно!

Бывают такие мальчики, которые рождаются сразу воинами – на коне, опоясанные мечом. Сейчас их называют экстремалами. Мой младший сын уже давно решил стать коммандос и совершить какой-нибудь невероятный подвиг. Старший сын Муин и дочка Хейат не так страстно влюблены в романтику, но и во мне нуждаются не сильно. Я не очень часто вижусь со своими детьми, и они, похоже, считают меня скорее учительницей, воспитательницей, но не матерью. Слишком долго мы жили врозь, и за эти годы между нами как будто выросла прозрачная, но прочная стена. Я появляюсь перед ними только для того, чтобы похвалить или наказать, провести нравоучительную беседу.